Появление проекта новой конституции Сирии, несомненно, откроет новый этап в переговорах по урегулированию внутри сирийского противостояния.
Понятие войны обычно сводится только к сравнению силы. Чаще всего по принципу «нет человека — нет проблемы». Победа подспудно трактуется как «наши» разбили «не наших» и водрузили свой флаг на главном здании.
Реальность гораздо сложнее. Сила, конечно, важна, но она является лишь инструментом создания мира, лучшего, чем довоенный, хотя бы по мнению одной из сторон. Именно для его достижения Россия на переговорах в Астане предложила компромиссный проект новой сирийской конституции. Хотя он пока отвергается большинством сторон, тем не менее сам факт его обсуждения ими свидетельствует о прогрессе в процессе перехода от войны к миру. Мир нужен всем, но разныйТеоретически, российский вариант предлагает именно это — мир. Но механизм его достижения для большинства пока выглядит «неправильным». Формально — потому, что его предложили со стороны, тем самым как бы навязывая сирийцам чужие правила. Однако традиционное стремление местных всячески подчеркивать свою самостоятельность в данном случае играет далеко не главную роль. Истинные причины кроются в другом.
%directПрежде всего, их не устраивает сама модель будущего государства: по российскому мнению, Сирия должна остаться унитарной, демократической и непременно светской, даже без слова «арабская» в ее официальном названии. И это правильно — на территории страны сосуществуют более двух десятков различных религиозных конфессий. Это только со стороны конфликт сводится к примитиву: цивилизация против ислама.
В действительности противостояние идет и внутри самого ислама, причем куда более сложное, чем только суннизм и шиизм. К примеру, по версии «Исламского государства» (организация, запрещенная на территории РФ), врагами считаются и те и другие. Так что сбалансировать общество возможно только выйдя из консервативной религиозной колеи. Но проблема в том, что минимум две ключевые стороны переговоров основой государства желают видеть шариат.Сирийская оппозиция изначально возникла из конфликта исламских традиций со светской моделью государства. В той или иной степени ей симпатизируют около половины населения. Главный союзник Асада — Иран — вообще является теократическим государством официально, с господствующей религией — исламом шиитского толка. На Ближнем Востоке он один из ключевых претендентов на доминирование. В составе сирийской армии на данный момент воюют от 30 до 40 тыс. «иранских добровольцев», в том числе регулярные подразделения КСИР. Более того, хотя одна часть оппозиции — «зеленые» — воюет с другой, «черной», ее частью, а те и другие противостоят иранским добровольцам, в главном вопросе устройства будущего сирийского государства их подход между собой различается лишь в мелких деталях. А в проекте конституции написано, что все религиозные организации перед законам равны, и вообще закон стоит выше веры. Западному человеку такое понятно и естественно, но для арабского мира подобное выглядит серьезным модернизмом.
Следующим источником противоречий стала территориальная целостность. Второй пункт первой статьи начинается словами:
«Единство народа составляет основу Сирии, которая является общей и неделимой родиной всех своих граждан».Все бы хорошо, но курды для своих территорий хотят федеративной автономии. Они даже предложили свой собственный вариант новой конституции, но против нее категорически выступает Башар Асад, Турция и даже часть самих курдов. Они представляют, скорее, не единый народ, а сообщество этнически родственных кланов, говорящих на почти одном языке и сходящихся в желании обособится в неких своих границах. С той лишь разницей, что курды в Турции сейчас больше хотят независимый Курдистан, а курды Сирии — только автономию внутри сирийского государства, но самоуправляемую. И даже с армейскими отрядами, хоть формально и входящими в САА, но тоже чтобы своими. Иран это не устраивает тоже, так как затрудняет формирование широкого шиитского пояса в Средиземноморье, в том числе затрагивающего Ливан.
Демократия по-арабскиУдивительно, но третьим фундаментальным источником споров оказались сами демократические принципы государственности. Западная культура (а мы тоже к ней относимся) уже достигла понимания смысла необходимости четкого разделения функционала и полномочий ветвей власти, в то время как господствующее восточное клановое мировосприятие основано на стремлении лидера сосредоточить в одних руках как можно больше властных функций.
Плюс к тому, демократия подразумевает четкую иерархию, а для Востока вопрос подчиненности традиционно щепетилен. Особенно сейчас, когда в стране насчитывается более четырех десятков всяких группировок, каждая из которых считает себя «первой после бога».
Но главной ржавой миной остается лозунг «Асад должен уйти». Нет, формально такого публично не высказывает даже Анкара, но все оппозиционные стороны подспудно лелеют надежду на будущих, после принятия новой конституции, выборах выиграть высокие посты, не исключая высшего. Но в проекте главного закона президента предлагается избирать на семь лет, и если выборы провести завтра, то Асад переизберется в президенты почти наверняка. И никто уже не сможет говорить о нем как о нарушившем закон и поправшем демократию узурпаторе.
Впрочем, с общей конструкцией верховной власти там тоже далеко не все так однозначно. Новая сирийская республика будет не президентской и не парламентской. Президент уравновешивается парламентом, способным назначать верховных судей, ключевых чиновников, санкционировать объявление войны, заключение мира и даже отстранять от власти самого президента. Раз не получается Асада «уйти», то многие группировки сосредоточились на попытках перераспределить баланс, чтобы по фактическим полномочиям президентская должность стала чисто декоративной.
Словом, стороны пока согласны только на ливанский вариант, где конкретные государственные посты заранее закреплены за отдельными этническими, клановыми или религиозными группами. Но история самого Ливана убедительно показывает, что такая модель к созданию сильного, успешного и процветающего государства не ведет.
Выбор между зеленым и чернымСерьезную проблему создает отсутствие единого лидера оппозиции. Формально картина выглядит вроде как предельно просто. Есть Асад с одной стороны, оппозиция — с другой, Россия, Турция и Иран — посредники. В реальности так стройно дело выглядит лишь на экране телевизора. Даже Иран за переговорным столом занимает, так сказать, два места: как сам Иран и как несколько местных повстанческих сирийских формирований. Турция вообще едина в четырех лицах. Официальная Анкара выступает как сторонний независимый гарант. «Турецкие курды» — туркаманы — являются уже сирийской оппозицией, в зависимости от ситуации, выступающей либо за Асада, либо против него. Кроме того, Турция наладила некоторый контакт с рядом собственно курдских движений, конкурирующих с главным противником Анкары — Курдской рабочей партией. Ну и четвертой головой дракона являются многочисленные сирийские оппозиционные группировки, официально считающиеся независимыми.
Впрочем, с этими «независимыми» дело обстоит сложнее всего. Только самых крупных и активных в Сирии их насчитывается около четырех десятков. Точнее посчитать невозможно. Они делятся, объединяются, снова делятся, опять группируются, меняют названия, изобретают новые эмблемы, а самое главное — периодически вместе с этим еще и перекрашиваются из умеренных «зеленых» в радикальных «черных» и обратно. Как заявил представитель Госдепа США Марк Тонер, с ноября 2015 года разобраться в этой каше Америке не хватило времени.
Россия к вопросу подошла проще. Благодаря плотной работе ВКС и ССО МО РФ процесс сегрегации с мертвой точки сдвинулся. Возникли два полюса кристаллизации: умеренные «зеленые», условно хорошие, в лице «Ахрар-аш-Шам», и точно неумеренные, явно плохие, «черные» в лице «Ан-Нусры» (запрещенная в России организация).С одной стороны, это уже прогресс. Да и количество желающих присягнуть на верность «Исламскому государству» (организация, запрещенная на территории РФ) или сделать вид, что готовы на это, ради получения снабжения, денег, оружия и боеприпасов, сократилось. Воевать против исламских радикалов начинают сами сирийцы, даже оппозиционные. Плохо другое: самих «независимых» группировок остается все еще много. Ну и совсем пока плохо, что число «зеленых» относится к количеству «черных» как два к трем. А с «черными» никакие переговоры невозможны в принципе.
Первый шаг длинного путиЗначит ли это, что Россия пытается впихнуть квадратное в тяжелое? Безусловно, нет. Это только Запад ведет войну за демократию буквально до последнего местного. Нашей целью является возврат в Сирию прочного мира. А для этого необходимо, чтобы люди там начали разговаривать не только языком автомата. И тут Москва добилась несомненного успеха. Когда американцы попытались провести переговоры в Женеве, стороны друг друга даже видеть не желали. Процесс шел через посредников, носивших из кабинета в кабинет позиции каждого участника. Закончилось это ничем. Делегации разругались и разбежались. Нам в Астане удалось усадить представителей в одном зале за общий стол и запустить между ними прямой диалог. В реалиях Ближнего Востока это очень большое достижение.
Читайте также:
Подойдет ли для России китайский «Золотой щит»? Что до российского проекта сирийской конституции, то лучше всего ситуацию сформулировал Сергей Лавров. Проект в первую очередь является попыткой собрать воедино все подходы всех сторон, использовав их как основу диалога. Главное сейчас, чтобы стороны поняли, что конфликт в Сирии никакого чисто военного решения не имеет. Достижение мира возможно только через переговоры.
Пока, правда, доходит не до всех. Второй раунд переговоров, начавшийся в понедельник должен помочь разграничить радикальные группировки и умеренную оппозицию, а также начать обсуждение предлагаемого проекта конституции. Если получится, то следующий раунд, запланированный в Женеве в конце февраля, может стать переломным в достижении мира в Сирии. Пока же у сторон возникают сложности даже с сохранением режима прекращения огня.